Литературная карта Островского района

НИКОЛИН ДЕНЬ

          Трудным было  послевоенное время. Деревню, в которой мы  жили во время войны, сожгли  фашисты. После освобождения района от немецко-фашистских захватчиков люди сооружали кто что смог, чтобы обрести крышу над головой. Дедушка построил  тоже времянку-полуземлянку. Хорошо, что  было лето, когда фашистов прогнали, сыровато было в таком жилье, но не холодно. Восстанавливалось  колхозное хозяйство. Моя  тетушка работала  на колхозной работе, как говорят, от темна до темна. Трудились и стар, и мал. Я и бабушка помогали  тетушке: лён теребили, рожь  серпами  сжинали, на сенокосе работали.  Дедушка  где-то  достал косу «пятерку» и научил  меня косить. Мне доверяли косить овёс,  нравилась такая работа и хорошо  получалось. Не было в колхозе техники, взрослые женщины  даже  бороны по полю  таскали, лошадей были считанные  единицы.

          Наступила первая послевоенная весна. Вскопали  землю в огородах лопатами, отдохнувшая земля  готова была к посадкам разных культур. Время посадки картофеля  заканчивалось.  На правлении колхоза  решили: на один день давать в деревню лошадь для посадки картофеля на  огородах колхозников. За ужином дедушка сообщил об этом.

          — Наша хибара  крайняя в деревне, с нашего огорода и начнём, а потом и другие посадят, соблюдая очередность. Мы первыми посадим, пока ещё лошадка не устала,- объявил дедушка.

          Бабушка протестовала, вообще не хотела сажать  в этот день.

          — Василий, пусть начнут с того края деревни,- сказала она, — завтра  такой праздник, Святителю Николаю Чудотворцу посвящается, во второй половине дня посадим, после  Литургии. Дедушка стоял на своём решении.

            После войны по вечерам на буграх, в волчьих ямах (местность в лесу так называется) сильно волки выли, до деревни их вой доносился. Вот и задумал дедушка попугать их стрельбой,  мы делали это неоднократно.  И не только стреляли, но у деда еще какой-то пугач был изобретен с использованием пороха. Мне он давал  пулять с «обрезанки» по банкам, хвалил меня, что метко стреляю. Порох для стрельбы нужен был, а найти его в те годы — не проблема: снарядов и патронов повсюду было полно.

После ужина спать все легли, кроме дедушки. Слышу  выстрел за нашей землянкой. Я вскочила с постели, побежала  посмотреть да попенять деду, почему меня не пригласил пострелять. Забегаю за угол, а там едкий дым рассеивается, порохом пахнет, а дедушки нет. Потом  слышу стон сверху. Глядь на крышу, а там на самом стропе  дедушка сидит, охает, руки в крови, просит:

        — Неси-ка тряпку, я палец себе отстрелил, только никому не говори.

Я опрометью побежала домой  искать материю для перевязки, хотела скрыть  происшедшее, но где там — мама уже шла мне навстречу.

Пришлось  деду рассказывать, как в тиски зажимал пули, выбивая порох, а вот одна попалась дурная, разорвалась, палец покалечила,  хорошо, что в левой руке, покалеченной в первую мировую войну. Третий палец без одной фаланги  тоже не стал  разгибаться.

        Бабушка эту трагедию связывала  с грехом, который дед собирался совершить в Николин день.

— Хоть ты любишь говорить, что у баб волосы длинные, а ум короткий, — не унималась бабушка, — а зря меня не послушался, предупреждала ведь, что праздник  особо почитаемого святого.

Добрые соседи не  оставили в беде Василия, всей толокой пришли и посадили картошку, а бабушка  праздничный ужин приготовила.

Случайность  была или вразумление? Можно  поразмышлять.